Если присмотреться повнимательнее, то все люди оказывается шутят постоянно. Просто шутки у всех разные.
И ещё, некоторые не любят...

Хорошо, когда всё есть. Всё есть и ничего не надо.
Лишним конечно оно ничто не бывает, но ведь пока ты об этом не знаешь, вроде как и не надо.

А как хорошо, когда вообще ничего нет. И не надо.
Ничего не надо, да особо вроде и нет ничего.

Пока же нет ничего и ничего не надо — это всегда будет лучшим, чем всё есть, и когда уже ничего не надо.
Поэтому, пусть станет скорее следующим; много вроде чего бы и надо, а как коснись, так оно уже давно у тебя есть!

Сейчас на полях созревает горох. Время его пришло. Молодой горошек самое вкусное лакомство.
Можно остановится у обочины дороги, зайти далеко в поле, и не спеша им полакомиться. Понаслаждаться.
И тебя за это никто не убьёт.
Из ружья не подстрелит.

И не удивительно; Это же ведь наш край. Время коммунистических колхозов прошло, а щедрость так и осталась.
Проедет мимо «колхозник», улыбнётся, спросит каков горошек на вкус, а потом ещё и подскажет с какого края поля
будет вкуснее. Как будто и не пришла к нам частная собственность...

Попробуйте вот в Америке, особенно на юге, остановится у дороги, где зреют плантации.
Вас скорее всего ждёт пренеприятнейшая вывеска;

Внимание! Частная собственность. Охраняется федеральным законом!
На основании которого нарушителя ждёт уголовная ответственность и разрешена стрельба без предупреждения!

И не захочешь горошка!

Необыкновенно страшно бывает, это когда за тобой гонятся, а кругом при этом ничего не видно;
куда бегут, сколько их всего, и вообще, понять даже, кто кого и за что преследует.
А тут ещё, к тому же, и спрятаться не представляется случая.

Но страшны бывают самые первые минуты, пока лихорадочно подбираешь алгоритм собственного поведения,
наводишь пространственную ориентацию, и пытаешься определить своё место в условиях быстро надвигающейся
опасности, при неимоверно резко меняющейся обстановке;
фактически неизвестных угловых скоростях всех активнейших участников передвижения по пересечённой местности,
с неопределённым коэффициентом на упреждение собственного тактического отхода,
и это, надо учесть, при недостаточной видимости в любом из не выбранном пока направлении.

Потом страх, так и не дождавшись от тебя никакой, сколь-нибудь значимой информации, заметь, сам вставляет самую высокую,
повышенную передачу, всё-равно ведь тебе деваться совсем некуда,
и бросает тебя уже впереди всех, прям прямиком через веками нехоженые болота, через бугры и кочки,
в авангарде неизвестно от куда и куда мчащейся серой массы, увлекая врага за собой на самую верную его погибель.

Затем страх неожиданно покидает тебя, даёт отдышаться и перевести дух. А ты ещё долго потом вслушиваешься,
как они там, те, неизвестно кто, что из кромешной, непроходимой тьмы о помощи напрасно кого-то ещё взывают.

Страх, и надо сказать об этом обязательно всем, вещь, сама по себе очень полезная. Я бы сказал даже, продуктивная.
А силы-то какие при этом, лошадиные концентрирует.

Чтобы сохранить зарплату, не потратить её, сберечь каждую копейку подольше, поступить рачительно,
необходимо всего лишь день выдачи заработанной платы перенести на дальний срок. Просто отложить
значительно во времени. И ещё постараться вспоминать о ней как можно реже.

А когда уже нет больше возможности делать этого, когда все отговорки давно уже не действуют,
когда деваться уже совсем некуда, и откладывать дальше по срокам не получается,
собрать всех своих оставшихся работников, напоить их дешёвеньким суррогатом и сдать потом всех до одного,
пьяненьких, куда подальше...

Зарплату, в условиях дикого капитализма, прежде чем успешно и с радостью потратить, вначале заработать надо;

отпахать от звонка до звонка, нигде не сломать ничего или не быть в этом замешанным,
сроки по договору все выдержать, по каждому отдельному пунктику, прибыль существенную на-гора принести,
и только затем, не будучи ни в чём обвинённым, начинать проявлять на неё по мере возможности свою мелкую
заинтересованность;

клянчить, просить, обсуждать, по сумме окончательной согласовывать, и спокойно, и аргументированно во всём убедив,
не повышая голоса требовать!

Моя честность, вообще-то, не знает границ. И я был бы честен на все 120%, на самый высший процент честности,
и даже с радостью продолжал бы её увеличивать, наращивая постоянно космические обороты,
если бы честность моя однажды, вдруг неожиданно, не стала дороже золота.

У всех куриных куры неказисты. Замечательными людьми давно замечено. А вот самцы, ну, это что-то!
Это вот что?

Или у тех же, южных народов, всё точно так же. Что ни самец, пав; Красавец, аполлон!
А тётушки, ну, словно рябые курочки; Ни лица на них, и ни пёрышек.

Нет в природе предела совершенству.
Особенно для человека особо широких взглядов, успевшего повидать многое, и с переполненными до краёв чувствами,
привыкшего дорожить каждым днём как последним. Меры для такого ни в чём никогда не будет.
Мера убивает мчащуюся к свету из тьмы душу.

И будет день, и будет с нами пища!

А я научу вас, как сделать жизнь прекрасной.

Жизнь, она вообще-то и так хороша.
Правда в том, на одном месте никогда не стоит. За ней всё время гнаться беспрерывно надо.
Но, уж если догнал, то и беги рядом; Вперёд не забегай, и под ноги не падай. Вровень всегда беги.

А отстанешь, замешкаешься; Потеряешь сразу. Выбьешься.
Вперёд же забежишь — народ насмешишь. Где-нибудь обязательно споткнёшься, и ноги себе сломаешь;
Жизнь тогда прям по тебе и пройдётся!