Один умный человек, как-то сказал (я же, впрочем, это и сказал, как-то — ха-ха-ха))), что на каждую умную мысль
приходятся не одна тонна глупостей.
Вот, что я этим хотел сказать?

Ну, или тот самый, мудрый человек, под которым до этого я же и имелся в виду.
Что он хотел этим выразить?

Да, забудьте уж, кто это сказал!
Мудрой мысли не так важно авторство.

Да! — это сказал я.
Что? Вы за это меня бить будете?

А мне за мудрость, представьте, нисколечко не страшно!

Человеку мало собственной убеждённости в том, что он может быть красив. Добр. Всеми любим.
И даже сверх меры честен.
Обязательно должно быть ещё подтверждающее признание об этом со стороны.
Ну, или хотя бы маленький намёк. Упоминание. Тайное быть может, недвусмысленное указание на это.

И вот уж тогда, точно уже, никто его в обратном никогда не сможет переубедить!

Сантехник, так-то, был добрейшим человеком для своих не малых, прожитых лет;
ласковый, тихий, задумчивый. Отзывчивый очень. Совершенно незлобливый.
Извините; мухи никогда со лба извинившись не обидит.
С большими и длинными, вечно вьющимися ресницами вокруг влажных от сострадания глаз.
Плохого ведь слова от него никогда не услышишь.

Только вот уж люто ненавидел конкурента он своего по общему с ним на улице ремеслу.
Как оно, что с людьми профессия нынче делает!

Сантехник, так-то, был добрейшим человеком для своих не малых, прожитых лет;
ласковый, тихий, задумчивый. Отзывчивый очень. Совершенно незлобливый.
Извините; мухи никогда со лба извинившись не обидит.
С большими и длинными, вечно вьющимися ресницами вокруг влажных от сострадания глаз.
Плохого ведь слова от него никогда не услышишь.

Только вот уж люто ненавидел он конкурента своего по общему с ним на улице ремеслу.
Как оно, что с людьми профессия нынче делает!

Иногда, хочется что-то доброе, вечное, и полезное для себя сделать!

А что, не знаю.
Предположить даже не могу!

Славик застенчивая душа, не будет никогда зря реверансами распыляться.
Принесёт букетик цветов дворами, так, чтобы никто его не видел, поставит где-нибудь незаметно в вазочку, а сам спрячется.
И пусть потом по дому все бегают, ищут — кто же это здесь цветочки такие расставил.

Не любит Славик детальные объяснения.
Лишние слова здесь ничего не добавляют.
И даже если к стенке его потом приставят, уверяю вас, никому в этом ни за что не признается.

ссылка

Заехал я как-то в Карпаты на лыжах покататься. Да еле оттуда обратно выехал.
Остановился, помню, а это уже давненько было, на постой в частном секторе у Степана в посёлке Славское, что за Стрыем.
Дом большой, не отапливаемый, холодный. Печка конечно была — буржуйка из кирпичей, но топилась крайне редко. Дрова отдельной строкой к той печи подавались. А покупать ведь каждый раз их у Степана не напасёшься.
Да и кто же платить-то по своей воле просто так за дрова станет?
Дом, как говорилось уже, большой был, съёмщиков тьма несметная в нём жила. Из каждой каморки по дружному мордастому коллективу выглядывало. И никто раскошеливаться на дрова упорно из них не желал. Так может и сгибли бы все на лыжном курорте, если бы добрая душа здесь вовремя не появилась.
Вот я и научил их всех; из туалета как налегке выскачешь — будь добр, не поленись, пару полешек, но подмышкой с собой прихвати. Не будь дурнем!

Так вот и жили — за дрова принципиально не платили. А на много ли ворованного-то хватит? Только чай вскипятить, да хлеб замороженный с колбаской изо льда вытаить.
Ложились не раздеваясь, каждую калорию драгоценную от холода берегли. А утром проснёшься, голова густым инеем покрыта, и волосы от подушки оторвать никак невозможно. За ночь намертво их в лёд вместе приковывало!

Степан знал, что мы воруем. И молчал.
Заговор видно всех устраивал.
А мне понравилась та поездка. Что-то по суровому экспедиционным в ней отдавало. Будто и не в Карпатах я тогда отдыхал, а на самом крайнем северном Полюсе с собачьей упряжкой справлялся.

Что ты проходишь мимо
Что головой мотаешь
Про кефир не забыла
Скажешь опять; не знаешь?

Мне ты не притворяйся
Не лги и не стой истуканом
Помнишь,
Лёгкое прикосновение
Разгорячённых губ
К краюшку стакана

Что там со мной творится?
В голове моей слышен шум
Это, как по эфиру
по нерву струится
Шипящее слово — Кефир!

Иди, возвращайся
Вернись и больше не смей
Без пакета кефира

Не приходи больше....

Если отложить все нескончаемые, покрытые ежедневной рутиной дела, оторваться когда-нибудь решительно от вечно нагруженных на тебя обязанностей, встать, выпрямиться, и расправив согнутую маетными трудами спину, поднять наконец-то от земли к небу глаза,
то, наверное, можно подумать о чём-нибудь и хорошем.

Увидеть проплывающие мимо облака.
Вспыхивающие и горящие в глубинах необъятного Космоса звёзды.
Сияющую среди туч Луну и пылающее в небесах Солнце.
Пролетающих над головою бесчисленных птичек.

Жужжащих и спешащих жучков.
Паучков вцепившихся в паутинку.
Зудящих, кормящихся тобою комариков.
И слетевших со всего света больших зелёных и малых перламутровых мух.

И ты здесь, на весь Мир один, среди всей этой зелени, такой маленький.
Никому ненужный.
Кроме окруживших тебя гнуса, комаров, мух и мошек!

Я иногда...
особенно, когда, накатит вдруг неожиданно грусть,
нахлынут внезапно с ревизией мысли, для внутреннего, глубокого собственного переосмысления,
и приходит, наступает момент для всеобщего, глобального, личного обобщения,

когда по неизвестной причине, зачем-то, начинаешь неведомо отчего терзаться, сомневаться в себе,
испепелять себя,
грызть всего изнутри и рвать волосы,
подвергать решительному гонению...

когда недоверчиво смотришь на всё своё, и находишь бесконечно несчастным...


Тогда я оглядываюсь по сторонам, смотрю на весь этот Мир, и себя, на фоне его со стороны,
и говорю себе,
роняю...

Ну, хорошо. Пусть, не ты.
Но, тогда, кто же?!